Михаил Мищенко дал интервью перед отъездом из Кисловодска

6 февраля, на сцене органного зала Кисловодска с сольным концертом «Органные гимны» выступил санкт-петербургский музыкант Михаил Мищенко.
Михаил Мищенко – органист и музыковед, обучался игре на органе у известного музыканта и педагога Ю. Семенова, стажировался у Х. Давидссона в Швеции, окончил Петербургскую консерваторию по специальностям «Музыковедение» и «Орган», а позже – аспирантуру.
Наибольшее внимание органист уделяет музыке 19-20 веков, и особенно – малоизвестным сочинениям.
Интересен факт, что наш гость играет не только на современных инструментах, но и на старинных.
В напряженном концертном графике органиста находится место для научной и преподавательской деятельности. Так, с 1997 года он читает курс истории музыки в Петербургской консерватории.
Перед концертом Михаил любезно согласился ответить на несколько вопросов.

— Михаил, в своей программе вы смело сочетаете органных «классиков» — Баха и Франка с произведениями Глазунова и Ланггора. Такие сочетания для Вас обычное построение программы, или эти композиторы выражают тематику «Органных гимнов»?
— В сегодняшней программе есть как гимны, так и вполне светская музыка, например, композиции Джона Айрленда. Несмотря на то, что он был церковным органистом и писал церковную музыку, среди его произведений есть и яркие концертные пьесы.
Что касается сочетания классиков и композиторов, может быть, второго плана, к которым можно отнести и Руда Ланггора, и Джона Айрленда – программа должна быть разнообразной, на мой взгляд. Невозможно весь вечер слушать только Баха, хотя я знаю многих коллег, которые готовы исполнять исключительно его произведения в одной программе, и публика с удовольствием придет на такой концерт.
Но классики нашего искусства учили: программы нужно составлять так, чтобы было разнообразие, композиторы разных эпох и разного значения. Конечно, рядом с великими, может быть, не очень выгодно выглядят композиторы второго и третьего плана, но так лучше понимаешь смысл музыкального искусства. Понимаешь, насколько это трудное дело, насколько это неблагодарный и титанический труд – сочинить хорошую, а потом уже гениальную и великую музыку. Так что, мне кажется, что программы, где Глазунов соседствует с Бахом, или Ланггор с Франком, имеют воспитательное значение для самого музыканта-исполнителя и для публики, конечно.
— Орган – инструмент довольно редкий для русской музыки. Почему именно он вас покорил?
— Знаете, можно очень по-простому ответить. Каждый музыкант в начале творческого пути питает немыслимые надежды, думает, что он может все или, по крайней мере, очень много. И, в общем, я не исключение (улыбается). Потом, с годами, понимаешь, как ты мал рядом с великими.
Однако без ложной скромности скажу: мне кажется, что я что-то понял в органном искусстве.
Говорят, что дирижирование – дело темное, эта фраза Римского-Корсакова стала крылатой. Про орган можно сказать примерно так же. Очень странный инструмент, непонятный, загадочный. Тем более, каждый орган – это «штучный товар», каждый совершенно уникален и неповторим. Органист приноравливается к характеру нового инструмента. В этом инструменте скрыта загадка звучания – откуда оно берется и куда уходит? Эти музыкально-экзистенциальные вопросы очень интересны мне как музыканту-ученому, музыковеду. Практически всю свою сознательную жизнь я сочетаю изучение музыки как ученый и исполнитель-практик.
— Большая часть ваших гастролей приходится на Россию или это Европа, Америка?
— Я вообще не очень много езжу. Меня можно назвать оседлым музыкантом. Гастролирую по случаю, обычно ближе к Петербургу. Были выступления в Москве, Белоруссии. В Кисловодске я впервые.
— Успели совершить прогулку по окрестностям?
— Да, было очень интересно. Даже нарзан попил, оздоровился (улыбается). Здесь замечательный климат, воздух. Вообще, мне кажется, человек здесь живет ближе к земле. Живописные горы вокруг, чудесный ландшафт, старинная архитектура, гармонично из него «вырастающая», которых не смогла испортить даже нелепая застройка последних лет, хотя она и бросается в глаза.
— В концертной программе, которую вы предлагаете вниманию кисловодской публики, переплелись произведения композиторов разных стран: России, Дании, Франции… Музыка какой страны вам ближе и какие страны, на ваш взгляд, более родственны России в плане национального духа и колорита, которые выражаются в музыкальном наследии?
— Вы знаете, мы – люди Севера, я говорю это как человек из Петербурга. И нам, конечно, северная музыка ближе. Неслучайно в сегодняшней программе оказался датчанин Руд Ланггор и англичанин Джон Айрленд. Область моих музыковедческих интересов – страны Скандинавии, шведская, норвежская, датская и английская музыкальная культура.
Но и Глазунов – можно сказать, уникальный случай в русской музыке. Это композитор, который регулярно обращался к органу. Подобных сочинений он написал не так много, но на протяжении всей жизни испытывал творческий интерес к этому инструменту. И сегодня прозвучит его первое органное сочинение, написанное в 1906 году.
— Каковы ваши планы на 2014-й год? Как известно, в России он объявлен Годом культуры – проявится ли это событие в вашем творчестве?
— Я не думаю, что произойдут какие-то заметные перемены, будем работать по плану, как обычно: играть разную музыку, стараться учить новое. В этом году планирую цикл швейцарской, австрийской и немецкой музыки в Витебске и Минске весной и летом. Стараюсь больше играть в ансамбле с органом – существует множество сочинений для камерного исполнения. Это не переложение, а оригинальная музыка, в основном, 20 века. Альт с органом, скрипка, виолончель, гобой…
— Михаил, вы часто выступаете с концертами не только на крупных сценических площадках, но и в соборах. Где орган звучит гармоничнее и лучше для восприятия?
— Зачастую в органных залах звучание инструментов не раскрывается до конца, так как помещения залов не строились именно под данный инструмент, это объективная данность. И, конечно, соборы, где есть сводчатые потолки и необходимое пространство, в котором органный звук смешивается, имеют огромное преимущество. Ведь половина прелести органа – это акустика. Он изначально был соборным, церковным инструментом.
— Расскажите о самом совершенном органе, на котором вам доводилось играть до сегодняшнего дня.
— Это очень субъективно для каждого органиста. У всех музыкантов есть любимые инструменты. Но если вспомнить недавнее прошлое, мне запомнился замечательный орган в кафедральном лютеранском соборе святых Петра и Павла в Москве. Там потрясающий «Зауэр» 1898 года, он стоит в большом помещении, что дает удивительное звучание.
Кроме того, мне очень нравится инструмент, на котором до недавнего времени я играл постоянно. Это орган в Мальтийской капелле Воронцовского дворца (территория нынешнего Суворовского училища). Пять сезонов мы проводили там концерты.
— Спасибо, что нашли время для интересной беседы, Михаил!

Пресс-служба Госфилармонии на Кавминводах
http://www.kirova33.ru

www.principal.su