Вероника Кожухарова о нехватке времени, японской органистке и симферопольском гении

Юлия МАРХОЦКАЯ

Известный музыкант Вероника КОЖУХАРОВА, сумевшая «укротить» один из самых романтичных и пронзительных инструментов — саксофон, рассказала «Аргументам недели – Крым» о бешеном ритме своей жизни. Успех и желание непрерывно развиваться привело ее не только из родного Крыма в Москву, а следом – на мировые сцены, но и полностью изменило ощущение времени. У Вероники день пробегает со скоростью часа, а месяц – как сутки. Катастрофическую нехватку времени, отсутствие выходных и праздников саксофонистка считает небольшой платой за то счастье, которое дарит ей музыка – центр жизни Вероники. А вокруг него греются, как возле огня, близкие девушки: она выросла в большой приемной семье Ирины КОЖУХАРОВОЙ, одной из первых открывшей в Симферополе детский дом семейного типа.

АН:C каким чувством вы приезжаете в Крым?

Я приезжаю не часто. Хотелось бы чаще, но из-за работы не получается. Что я чувствую? То же, что и каждый человек, который возвращается домой. Я буквально вчера отыграла концерт в Кишиневе. И когда оттуда попала в Украину, сразу ощутила – это дом, что бы там не говорили таксисты про Украину. Для меня она всегда дом, какая бы она не была, я ее люблю, я родилась в Крыму. Мне очень нравится здесь.

АН:У вас не возникает желания остаться в Крыму и отсюда ездить на концерты?

У меня уже было такое, когда я почти восемь месяцев оставалась здесь. Но это очень сложно из-за перелетов по миру. Приходилось улетать на день-два, потом возвращаться. Какое-то время я побыла в Крыму, а потом поняла, что из-за работы мне невозможно тут находиться, я вынуждена метаться: физически я здесь, а остальное все — там.

АН:Как меняется Крым за время ваших приездов? Что бросается в глаза?

Дороги. Мне кажется, они стали хуже. Когда я сегодня ехала в машине, у меня было ощущение, что я в массажном кресле сижу: скачки, вечная вибрация. Было бы интересно, чтобы ребята из Молдовы, которые везли меня на концерт и говорили: «Боже, какие у нас ужасные дороги!», поездили бы по нашим.

АН:Как вас встречают дома? За время ваших приездов в семье появляются новые члены?

Новые дети появляются нечасто, и если бы так было, я бы не успевала даже запомнить имена: ребенок должен пройти адаптацию, привыкнуть, мы должны привыкнуть к нему, притереться. Я очень-очень люблю своих братьев и сестер, мы все – одно целое, и если у кого-то какие-то проблемы серьезные, они всегда могут со мной связаться – по скайпу, например. И все, что я могу, я всегда делаю для них, помогаю. Они очень рады моим приездам.

АН:Вы видите себя мамой в недалеком будущем?

Я как раз сегодня летела в самолете и думала о том, вижу ли я себя мамой. Думаю, нет. Нет, я очень хочу ребенка. Но быть мамой – это большая ответственность. Я понимаю, что пока это невозможно в связи с интенсивным графиком. Мне бы не хотелось, чтобы у моего ребенка было так: мама где-то там, на сцене, в какой-то там стране. Мама должна быть рядом, она должна быть прежде всего другом.

АН:На что сейчас вам хватает времени, кроме саксофона?

Времени, к сожалению, остается очень мало. Это объясняется моим напряженным графиком. Бывает так, но очень редко, где-то два раза в месяц, когда я позволяю себе посмотреть какой-то фильм, я очень люблю русские фильмы.

АН:Как проходит ваш день?

Я просыпаюсь рано утром, часов в семь-восемь утра, хотя люблю поспать. Вставать очень сложно: обычно я ложусь в три-четыре часа ночи. Обязательно делаю зарядку, потому что я должна держать cебя в хорошей физической форме. После этого иногда я сразу иду на интервью, затем – на деловую встречу, после – творческую, обсудить какие-то проекты. День у меня не проходит, а пролетает. У меня ощущение времени стало таковым, что день – это как час, а месяц – как день. Я иногда забываю, какое число, какой день недели… Праздник – не праздник, выходной – не выходной. С самого утра мне не хватает времени, а на сон уходит четыре – пять часов. Гастроли, переезды, репетиции… Даже в таком режиме я не успеваю сделать все, что я запланировала: очень много идей, очень хочется развиваться в творческом направлении, интересные предложения идут с разных сторон. Бывает так, что я просто могу целый день заниматься – это большое счастье.

АН:А в таком режиме возможна личная жизнь? Или ею приходится жертвовать?

Я бы не стала применять слово «жертвенность» лишь потому, что то, чем я занимаюсь, дает мне отдушину. Мне нравится моя жизнь, то, как я живу, в каких темпах. Если сейчас не жить так интенсивно, то когда так жить? Поэтому я бы не сказала, что я жертвую чем-то. Абсолютно нет. Личная жизнь она, безусловно, как-то есть, но настолько находится на пятом плане и не является центром. Мой центр – это музыка, саксофон, а все остальное как-то подкладывается.

АН:Чему вы обязаны своим успехом: труду, таланту, маме, случаю?

Это все было в совокупности. Конечно, мама дала огромный толчок: благодаря ей в девять я начала заниматься саксофоном. Потом, конечно, трудолюбие: жажда нового и желание все качественнее играть ка саксофоне, самовыражаться. Мне помогли и другие люди, в том числе в Москве. По капле: капля, капля – будет море. Кто-то если пнул – сказал, как я ужасно играю – это тоже хорошо. Это меня заставляло задуматься, что изменить или наоборот, не трогать. К моему успеху приложили колоссальный труд я и мои профессора, учителя, друзья.

АН: Часто деньги для музыканта — не самоцель. Но хватает ли вам на жизнь в российской столице? Приносит ли доход то, что вы представляете известную фирму духовых инструментов Selmer?

Да, конечно. Я спокойно себя чувствую. Бывает время, когда хочется пойти в магазин – у меня на это остается полчаса максимум: столько я могу позволить себе времени, чтобы зайти в магазин, что-то там купить. Мне некогда даже потратить деньги. У меня очень хорошие деньги, но я не успеваю их тратить.

АН:Расскажите немного о новом альбоме.

Этот альбом будет интересен необычным тандемом: орган и саксофон. На органе играет моя потрясающая подруга, коллега Хироко ИНОУЭ — замечательный человек, великолепный мастер. Диск будет очень динамичен: от барокко от пьяццолы. Мы затронули немецких, русских, японских композиторов. Там будет хайтарма Александра СПЕНДИАРОВА – крымского композитора. Много классики: я играю в классическом направлении. Не джаз. Альбом будет называться «С любовью к».

АН:Как вы общаетесь с Хироко? По-английски?

Нет, она знает русский язык. Правда, говорит с большим акцентом, но понимает все. Например, когда мы записывали диск в Калининграде – четыре ночи подряд, с девяти вечера до четырех утра, в три часа ночи Хироко, фантастический совершенно человек, спрашивает меня: «Скасы, позалуста, сто мы будем играть?» — «Хайтарму» — «Сто такое?» — «Это произведение так называется, крымскотатарский танец» — «Сто такое крымскотатарский?» — «Это национальность такая» — «Красивый, да, люди? Татары?» — «Да, очень красивые» — «А они высокие? Или низкие, как японцы?» — «Нет, они совсем не как японцы». Стоит отметить, что сама Хироко далеко не японского роста: она очень высокая, метр восемьдесят. Хироко это объясняет так: «В Японии это бальшая редкасть. Просто я чернобыльский».

Ей 33, и она абсолютный ребенок. В ней есть нечто невероятно чистое. Этому я поражаюсь каждый раз, встречаясь с ней.

АН:Я знаю, что вас поразил своим талантом юный симферопольский композитор – Илья ПАРТАС. Вы сыграете композицию, написанную им?

Нас познакомила Наталья КИСИНА, замечательный симферопольский педагог и музыкант.

Мальчик — скромный и замкнутый, но все это – ничто по сравнению с его талантом, он поцелован Богом. Мы с ним поговорили, и он захотел что-то для меня написать. С Ильей было легко. Единственное, что я сказала ему перед своим отъездом в Москву: «Илья, напиши, пожалуйста, ту музыку, которая у тебя внутри». Я не педагог, я критиковать не буду. Я подхожу так: меня это трогает или меня это не трогает, на известность я не обращаю внимания. Вскоре он написал мне, что есть такая музыка, но он не знает, как ее назвать. Я слушала ее раз двадцать, не веря ушам, что это мог написать 16-летний мальчик: сколько всего у него там внутри, какая боль, какой надрыв, несвойственный подросткам. Такую музыку люди обычно пишут к 35-40 годам. Я была поражена.

«Как все же она будет называться?», — спросила я. Илья предложил подумать вместе. Я не люблю давать длинные названия, нужно, чтобы было «компактно» и понятно. И я предложила назвать ее «Навсегда». Илья ответил, что это прекрасное название, как раз то, что он хотел, но не мог выразить.

АН:Где и когда она прозвучит?

В Москве 9 июня, я исполню ее с Московским симфоническим оркестром. Дирижировать будет Артур АРНОЛЬД из Голландии. Я думаю, с осени я буду очень часто ее исполнять. Не исключаю того, что в недалеком будущем я запишу еще один компакт-диск, куда обязательно войдет эта композиция. Собственно говоря, это меня и подталкивает к записи еще одного диска.

http://an.crimea.ua

www.principal.su