Тверская мелодия Гарри Гродберга

Великому маэстро в январе исполнилось 85 лет

Указом Президента нынешний год в России объявлен Годом культуры. Хороший повод для того, чтобы перелистать наиболее яркие страницы  духовной жизни общества, страны, родного края.

Безусловно, знаковой фигурой в культуре Верхневолжья является народный артист РФ, лауреат Государственной премии, кавалер орденов Почета и «За заслуги перед Отечеством» IV степени, ордена Дружбы, почетный гражданин города Твери Гарри Гродберг. Последняя награда по своему уникальна: Гродберг чуть ли не единственный почетный гражданин города, в котором не только не родился, но и не жил сколь нибудь продолжительное время. Впрочем, это обстоятельство делает награду лишь еще весомее и подтверждает истину, что талант – всегда исключение из правил.

Однажды мне посчастливилось брать интервью у Гарри Яковлевича, но многое из той встречи осталось за рамками жанра, а желание рассказать о ней не угасало. Думаю, время пришло…

Орган

Самым диковинным и загадочным музыкальным инструментом для меня всегда был и остается орган. Еще будучи ко всему готовым «пионэром», я однажды вдруг обалдел, застигнутый врасплох его божественными фугами. Божественными – не по определению, а по происхождению.

Это был, пожалуй, первый весьма ощутимый удар по хрупкой атеистической скорлупке моего шаблонного мировоззрения. До сих пор не могу примириться с мыслью, что музыку для органа пишут пусть гениальные, но все же люди, а играют на нем хоть и выдающиеся, да исполнители. И даже то обстоятельство, что органист располагается как бы отдельно от основной звукообразующей конструкции инструмента, только усиливает мое упрямое заблуждение.

Органист и впрямь не так вдохновенно смотрится, как, скажем, пианист или скрипач. Его игра скорее похожа на тяжелую и хлопотливую работу по перекачке разновеликих порций воздуха через вполне банальный шланг к соборно величественной пирамиде из бесчисленных больших и малых труб, каждая из которых, утончаясь книзу, напоминает серебристую свирель.

При этом у органиста по обезьяньи равноценно задействованы все четыре конечности. В то время как пальцы музыканта неспешно осваивают трехрядное пространство клавиш, его ноги выделывают немыслимые коленца, с хаотической, казалось бы, нерасторопностью находя из десятков именно те самые рычажки и педали, отчего органная «стена» звучит безукоризненно, в полном согласии с автором и исполнителем. Стена плача и молитвы, восторга и катарсиса.

Как то в юности мы с моим школьным приятелем волею случая оказались «один на один» с органом. Было это в Риге при посещении Домского собора. И когда мой друг захотел «ради хохмы» наиграть что нибудь эдакое, я в ужасе остановил его: боялся, что от «Чижика пыжика» или «Собачьего вальса» эта стена рухнет. Почти животный страх и смиренное благоговение перед органом и всем, что с ним связано, не покидают меня и по сей день.

Органист

Нетрудно представить, с какими чувствами я вошел в пустой зал Тверской филармонии, на сцене которого музицировал сам Гарри Гродберг – выдающийся органист современности. И хотя наша встреча была заранее оговорена, то, что великий маэстро прервал репетицию перед предстоящим концертом – традиционным «гвоздем» очередного фестиваля «Музыкальная осень в Твери» – и любезно согласился уделить мне какое то время для беседы, ввергло меня в тихую душевную панику. Впрочем, вполне земной нимб черных густых волос на голове и отсутствие каких бы то ни было крылышек за спиной Гарри Яковлевича, а главное – его открытая приветливая улыбка предрасполагали к профессиональным действиям. И я начал задавать вопросы…

…Практически каждый орган, установленный за последние десятилетия на всем постсоветском пространстве, так или иначе связан с именем Гарри Гродберга. В 1950 е годы он стал самым деятельным и квалифицированным экспертом, а затем и заместителем председателя Органного совета при Министерстве культуры СССР. В стране тогда было только семь действующих органов (три из них – в Москве). За несколько десятилетий было воздвигнуто свыше 70 органов престижных западных фирм в десятках городов страны.

Первой «ласточкой» российской органной весны стал гигантский орган чешской фирмы «Ригер Клосс», установленный в Концертном зале имени П.И. Чайковского в 1959 году. Последним актом органного строительства перед печальным выходом из системы госзаказа стал великолепный орган той же «Ригер­Клосс», воздвигнутый в Твери в 1991 году.

«Такого нет даже в Санкт Петербурге!» – по детски запальчиво уверил Гарри Яковлевич. Еще в восьмидесятых Гродберг задался целью «заорганить» милую его сердцу Тверь. Благо успел осуществить свою идею в рамках культурной программы тогдашнего Союза, сумевшего профинансировать последний «тверской органный проект» перед тем, как внезапно приказал всем нам долго жить. При этом, однако, не оставил после себя ни рецепта долгожительства, ни хоть какого нибудь завалящего пособия по выживанию. Впрочем, о «покойнике» либо ничего, либо только хорошее. Пара таких искренних и добрых слов у Гарри Яковлевича нашлась: он убежден, что советская система музыкального образования не только самая продолжительная по срокам обучения, но и одна из наиболее качественных в мире. «Слава Богу, – вздохнул маэстро, – что традиции эти живы и составляют основу нынешней, теперь уже российской, музыкальной школы».

Хотя, несомненно, рыночное отношение к культуре вообще придало и ей, в частности, не свойственные прежде специфические черты и даже свойства. Ею также пытались торговать с молотка. Но брошенный клич «До, ре, ми – оптом и в розницу!» – пролетел мимо абсолютного слуха истинных музыкантов. Ибо представить Моцарта, играющего на своей скрипке современный шлягер, трудно. Даже в бредовой тональности нашего времени. Удержать музыкальное искусство от тотальной распродажи, к счастью, удалось. Прежде всего, по мнению Гродберга, благодаря преданным и бескорыстным служителям вечной музыки. Их неожиданно оказалось немало. К таким людям Гарри Яковлевич, безусловно, причисляет коллектив Тверской филармонии в полном ее составе. Не случайно именно на ее сцене Гарри Гродберг исполняет лучшие свои программы, в которых, помимо шедевров органной классики, звучат также и неведомые доселе широкой публике произведения.

В тот памятный день нашей встречи подлинным открытием явилось исполнение Гродбергом симфонии №1 для органа с оркестром Гильмана, посвященной бельгийскому королю Леопольду II. Впервые прозвучавшая на российской сцене симфония Гильмана поразила своим совершенством не только искушенных знатоков и ценителей органной музыки, но и, представьте, самого Гродберга, когда он «откопал» ее в столетних залежах западноевропейской музыки.

«Но почему тогда ее до вас никто не исполнял?» – спросил я маэстро. Гарри Яковлевич посмотрел на меня с удивлением и некоторой жалостью. Так, вероятно, отреагировал бы Ньютон на вопрос, почему он не съел упавшее яблоко, как это делали до него другие, а открыл закон всемирного тяготения. Вопрос, прямо скажем, дурацкий. Но, странное дело, я не испытывал рядом с великим собеседником ни малейшего чувства неловкости. Более того, его природный, я бы сказал, одесский юмор делал беседу непринужденной и местами даже веселой.

Справедливо расхваленный Гродбергом за свою потрясающую акустику зал филармонии не раз оглашался его заразительным смехом, который возникал порой из, казалось бы, достаточно серьезных ситуаций. Так, Гарри Яковлевич ошарашил меня признанием, что он, в отличие от некоторых музыкантов профессионалов, очень любит… музыку. Мне почему то стало смешно. Ему тоже.

На гражданско патриотический вопрос о музыке для нового Российского гимна Гарри Гродберг ответил мягко и без пафоса: «Я лишь скажу, что Глинка был величайшим композитором».

…В тот вечер свой сольный концерт маэстро посвятил европейской романтической музыке. Гортанные звуки органа казались округлыми, наполненными, самодостаточными. В отличие, скажем, от фортепьянных, они не перетекали друг в друга, а перекатывались, не сливались, а как бы складывались в мозаичные полотна, пронизанные неземным светом. Музыкальные сюжеты напоминали величественные витражи в храмах. В воображении возникали ассоциативные картины, на которых вырисовывались возвышенные образы и пейзажи: облака, тучи, ослепительно синие обрывки небес. А душа уподоблялась сказочной принцессе, ощущая по отдельности каждую музыкальную горошину мелодии сквозь толщу пухлых перин пространства и времени.

Гарри Гродберг, исчерпав до дна заявленную программу, отыграв два отделения концерта, был вынужден исполнить и третье, незапланированное. Уже «на бис». В нем прозвучали органные «хиты» Вивальди и, конечно же, любимый Бах.

Но и это не все. Было и четвертое отделение концерта. В нем в течение сорока минут солировал зал. Он аплодировал стоя, у многих на глазах были слезы.

Напоследок Гарри Гродберг сказал, что у каждого города есть своя мелодия и что ему особенно по душе – тверская.

Виктор ЧУДИН

Фото Вячеслава СТАРОСТЕНКО

http://vedtver.ru

www.principal.su