- О нас/ About us
- Проекты/ Projects
- Ассоциация
- Магазин/ Shop
- Полезная информация/ Useful information
- Производители духовых органов/ Organ builders
- Интернет-ресурсы по органам/ Websites
- Личные сайты органистов/ Organists
- Органные мастера/ Organ masters
- Работа и вакансии/ Job & vacancy
- Производители электронных органов/ Electronic organs producers
- Организации/ Organization
- Производители органной обуви/ Organ shoes producers
- Фонды/ Funds
- Литература/ Literature
- Нотные библиотеки/ Notes libraries
- Доска объявлений/ Ads
- Учебные заведения для органистов/ Schools for organists
- Композиторы/ Composers
- Органные конкурсы/ Organ competitions
- Продюсеры/ Producers
- Ансамбли/ Ensembles
- Регионы/ Organs in Russia
- Контакты/ Contacts
- English
- Социальные сети/ Social networks
Ксения Погорелая хорошо известна ценителям классики: органистка концертного зала Софийского собора в Полоцке и душа международного фестиваля органной музыки «Званы Сафii» концертирует как в Беларуси, так и за рубежом. Этой осенью исполнительницу слушали посетители собора Парижской Богоматери. Легко ли научиться играть на органе и насколько востребован этот инструмент в современной Беларуси, об этом мы говорили с артисткой.
— Музыканты обычно приходят к органу через фортепиано. А кому проще освоить инструмент — взрослому или ребенку?
— Детям легче, потому что у них орган вызывает огромный интерес. Столько кнопочек, педалей и клавиш! Талантливый ребенок играет во все это, как в игру, а взрослый начинает думать, как мне сделать то или это. Если у человека еще и координация плохая, то научить его вообще невозможно. А у детей все проще. Они не придают значения трудностям — у них игрушка и они ее осваивают.
— У нас сильная школа органистов, но насколько в целом развита органная культура в Беларуси? Складывается ощущение, что орган популярен у достаточно узкой аудитории, да и учиться мало где можно…
— Связано все это, на мой взгляд, прежде всего с отсутствием инструментов. Потому что домой орган вряд ли кто–то купит. Хотя электронный возможно приобрести, но все равно это довольно сложно. А ученику надо где–то заниматься. Я какое–то время работала в Витебском музыкальном колледже и у пианистов преподавала орган как второй инструмент. В Витебске купили электронный орган, и мы на нем музицировали. Но вот проблема: в этом же классе проводятся фортепианные уроки. И даже если студент очень хочет позаниматься, такой возможности может просто не быть. Необходимо помещение только для органистов! Также и в любой музыкальной школе. Для постоянных занятий (в маленьком возрасте хотя бы час в день и 6 — 7 часов, когда речь идет о подготовке к конкурсу) нужны условия. Такие же, как в высшей школе, когда есть отдельный класс и органисты по часам расписывают время, занимаясь по очереди.
— Следовательно, проблемы связаны с отсутствием материальной базы?
— Интерес к органу есть, но — да, все упирается в технические вопросы. Допустим, наш орган в Софийском соборе — концертный инструмент. К нему надо относиться бережно, мы не можем его использовать как учебный. Плюс ко всему днем тут музей! С десяти до пяти туристы и экскурсии практически без перерывов. Когда заниматься — по ночам? Если мне самой срочно нужно что–то выучить, я, конечно, сделаю это и днем. Но у меня уже большой опыт, могу играть тихо, чтобы не мешать туристической группе.
— Органу Софийского собора 30 лет, а ведь это не возраст. У нас по части серьезных инструментов, с историей, что–то в стране можно найти?
— Более 100 лет органу в Камаях (это Поставский район). Там, я считаю, исторический инструмент! И сохранились меха: на нем можно играть без электричества — встать и ногами покачать воздух. Уцелели и органные голоса, регистры (там их немного, может быть, 8; это костельный орган, у которого всего один маленький мануал). Все регистры сохранились, кроме одного. Мне рассказывали, как ксендз в 1920–е годы спас орган от реквизиции. Когда за инструментом пришли, он вытащил предварительно один голос и сказал, что инструмент сломан, не работает. И вот этот единственный голос утерян. А орган до сих пор действующий. Но все равно, инструментов до XIX века у нас, по–моему, нет. Вот к началу XX века относятся органы в костелах Пинска и Гродно. Но они требуют большого ремонта.
— То есть артефактов, которым было бы несколько сот лет, как в Европе, и они играли бы, у нас не осталось?
— Может быть, проспекты (передняя часть) где–то и есть.
— А если говорить о ремонте, настройке, имеются ли в Беларуси специалисты?
— В Минске очень хороший органный хранитель Геннадий Станиславович Чернявский, он работает в филармонии. Благодаря ему старые органы на Поставщине действуют и даже проводятся фестивали — в Поставах, в Камаях, в Лынтупах. Мы в Софийский собор приглашали мастера–интонировщика из Киева Дмитрия Титенко, специалистов такого уровня очень мало. Он помогал нам поддерживать орган в хорошем состоянии.
— Насколько хорош орган Софийского собора по сравнению с зарубежными образцами?— Мы модернизировали его около 3 лет назад. Получили поддержку от Министерства культуры — 1,5 миллиарда рублей — и провели большую работу по усовершенствованию: вставили современную компьютерную систему регистровых комбинаций, и вместо 4 возможных у нас их теперь 9999. Что облегчает работу органисту и ассистенту. Звучание не меняется, над ним трудится как раз органный интонировщик, а мы обновили техническую оснастку. И теперь органисты, которые приезжают к нам из Европы, очень довольны. Раньше–то все комбинации надо было набирать вручную и ассистент их потом последовательно включал.
— То есть органист не просто играет, а ему еще и ассистент для этого требуется?
— В каждом органе какое–то количество регистров. У нас, например, 48. Я недавно играла в Нотр–Дам де Пари — там 121 регистр. Из этого всего надо быстро создать новую концепцию произведения. Потому что двух одинаковых органов не бывает. И на новом инструменте требуется соответственно характеру пьесы, стилевым особенностям и рекомендациям композитора, если они есть, заново сделать регистровку. Органисты постоянно импровизируют, но не в нотном тексте, а в регистрах, в красках. Ты все время творишь. Это трудно, но интересно. Орган может играть и громко, и тихо, и нежно, и ярко — а это ассистент кнопочки переключает. Но до того исполнителю приходится все продумать, прорепетировать, послушать, что получается…
— Как вам удалось попасть в число тех счастливцев, что выступают в соборе Парижской Богоматери?
— Желание там сыграть было — а это главное. Есть определенный адрес, на который отправляют запросы. Требуется прислать биографию, запись, две программы объемом не более чем на 37 — 38 минут, причем для них существуют определенные условия. Я отправила все необходимое, и потянулось ожидание. В Нотр–Дам случилась реставрация органа, в итоге я попала уже на обновленный инструмент. Но пришлось ждать 4 с половиной года, прежде чем этой осенью я выступила в Париже: в Нотр–Дам очень большой поток и туристов, и органистов. Там даже не надо заниматься афишами, потому что гостей — как раньше в Мавзолее. Когда я выступала, в зале на 2.000 сидячих мест было около 1.500 человек.
— Ого! У нас игра на органе вряд ли соберет столько публики…
— Орган в Беларуси — это редкость, и поэтому, на мой взгляд, он, наоборот, вызывает дополнительный интерес. На моих концертах в Большом зале Белгосфилармонии достаточно много слушателей. И хотя у нас нет настолько больших залов, как в Европе, зато есть публика, которая всерьез интересуется органной музыкой. Так что какое–то количество меломанов мы взрастили.
Ирина Овсепьян
http://www.gorod214.by
www.principal.su
Если Вам понравилась статья, расскажите о ней!
