ОРГАНичная музыка в русской культуре

Король музыкальных инструментов

Многие наши соотечественники считают, что король музыкальных инструментов – орган – является важной частью западноевропейской музыкальной культуры. Действительно, в ней орган играет значительную роль. Но и для русской культуры этот инструмент не чужой. На русскую землю и в Западную Европу орган попал из Византии. А изобретение его связывают с именем Ктесибия, механика из Александрии, который жил в III веке до нашей эры.

Это был замечательный ученый, который сконструировал водяные часы, весьма оригинально показывавшие время. В этих часах струйка воды стекала в резервуар и поднимала поплавок, на котором стояла фигурка мальчика. Палочка в руке статуэтки указывала на «циферблат» — деления, нанесенные на цилиндр. Удобное устройство клепсидры – водяных часов – воспроизводилось и модифицировалось мастерами разных стран на протяжении многих веков. Ктесибий создал разные гидравлические механизмы, развлекательные автоматы. Он любил музыку, однако не только слушал ее, но наблюдал за музыкантами, игравшими на так называемой флейте Пана.

Вспомним эту легенду, пришедшую из Древней Греции. Пан, бог лесов и пастбищ, покровитель охотников и пастухов, полюбил прекрасную нимфу Сиринкс. А она испугалась фавна, у которого были козлиные копыта, рога и длинная борода. Спасаясь от Пана, Сиринкс обратилась к речному божеству с просьбой спасти ее, и тот превратил нимфу в тростник. Пан сделал из этого тростника свирель, которую назвал сиринкс (одна из разновидностей флейты Пана). С тех пор многоствольный инструмент, высота звука которого зависит от длины трубок, а диапазон от их количества, называется флейтой Пана. Трубочки делают из камыша, тростника, бамбука, скрепляют их тростниковыми пластинами и жгутом из молодой коры вишневого дерева или прочной ниткой.

Музыкантов, игравших на флейтах Пана, не раз наблюдал Ктесибий. Он пожалел флейтиста, с трудом управлявшегося со слишком большим инструментом. Изобретатель присоединил к большущей флейте обычный поршневой насос, вроде того, каким современный школьник накачивает камеру своего велосипеда. Поскольку насос работает неравномерно, толчками, звуки получались прерывистыми и резкими. Тогда Ктесибий присоединил к инструменту второй насос: пока один насос заправлялся воздухом, второй подавал его трубам. Напор воздуха стал более ровным, но некоторая пульсация сохранялась.

Великий инженер Ктесибий сделал следующий шаг: пристроил к инструменту резервуар с водой. Это приспособление напоминало большое перевернутое ведро, помещенное в ванне с водой. Вода наполовину наполняла резервуар, воздух из насосов подавался в верхнюю часть резервуара, а оттуда к трубам. Уровень воды в резервуаре опускался при сильном напоре воздуха, подававшегося насосами, а когда напор ослабевал, вода поднималась. Так был создан водяной орган — гидравлос. Давление столба воды обеспечивало равномерный напор воздуха, поступавшего в трубы, которые звучали под его воздействием. Два человека качали насосы, а музыкант играл.

Гидравлос — составное слово. Первый слог понятен всем: гидро — водяной. Авлос — это музыкальный инструмент, который создали в Древней Греции. Он напоминал современный гобой. Но греки называли гидравлос и другим словом — «инструмент», т. е.«орган».

Позже был построен орган, в котором воздух в трубы подавался с помощью мехов. Вместо водяного резервуара тоже установили большой мех, который сам не качал воздух, но служил для выравнивания давления. Специальные работники — кальканты — накачивали мехами воздух в трубы.

Развитие органного производства

Количество труб в органах постепенно увеличивалось, для них требовалось всё больше воздуха. А значит, увеличивалось число мехов и их размеры. Конечно, и калькантов становилось больше — в обслуживании больших органов принимали участие семьдесят-восемьдесят человек. Понятно, что такие огромные инструменты были большой редкостью.

Сотни органных труб располагаются вертикально, горизонтально, а некоторые даже подвешиваются накрюках. У современных органов число труб достигает нескольких тысяч. Большие трубы бывают более 10 метров длины, а самые маленькие — 10 миллиметров. Понятно, что для такого сооружения требуется просторное помещение. В храмах над входом строили большой балкон, где и устанавливали орган. Присутствующие в храме видят фасад органа с частью труб, остальные прячутся за фасадом, располагаясь ярусами вверх и вниз, расходясь вправо и влево, занимая всю глубину отведенного им обширного помещения.

Перед фасадом находится кафедра (скамья) органиста и система управления этим грандиозным инструментом.

Первая система управления была создана всё тем же Ктесибием. Он поставил у концов труб заслонки, и когда выдвигал и задвигал нужные, звучала определенная труба. Когда число труб увеличилось, музыканту пришлось бегать от одной трубы к другой, двигая заслонки. Органист был озабочен уже не столько выразительностью исполнения, сколько стремлением успеть открыть нужный клапан. Такое положение дел надолго задержало строительство больших органов, которое, в конце концов, было приостановлено. Тогда придумали клавиатуру, а трубы снабдили клапанами. От клавиш к трубам шли рычаги и тяги. Музыкантам стало гораздо легче!

На этом изобретения органных мастеров не закончились. Получив клавиатуру, создатели органов стали увеличивать количество труб, а значит, увеличилось число рычагов и тяг. Чтобы управлять ими, строителям пришлось делать клавиши огромными, почти полуметровыми. Такие клавиши нажимать пальцами невозможно. Музыканты колотили по ним кулаками, нажимали локтями, а это уже, строго говоря, не музыка.

Изобретатели прошлых веков проявили немалую смекалку, сделав рычаги и тяги легкими, что позволило довести клавиатуру до нормальных размеров. А затем усовершенствовали систему управления, создав пневматический способ манипулирования клавишами. Происходит это следующим образом: музыкант нажимает клавишу, открывает тем самым тонкий трубопровод, по которому воздух идет к клапану и в свою очередь открывает его, тогда труба звучит.

Еще одну функцию выполняет система управления: включает и выключает регистры. Одна и та же клавиша заставляет звучать не одну трубу, а несколько, но этого добились не сразу. Создатели этих музыкальных инструментов много веков назад решили помещать трубы каждого регистра (например, деревянного и медного) в длинный деревянный ящик, максимально герметичный. Воздух подавался в ящик, а клапаны, закрывающие концы труб, тоже находились тут же. Музыкант нажимает клавишу, и звучат сразу два регистра — деревянный и медный. Если нужно, чтобы звук давал один регистр, музыкант нажимает специальный рычаг, перекрывая воздух в том регистре, который должен молчать.

Со временем число регистров увеличилось. Например, в Калининградском культурном центре «Кафедральный собор» Большой орган имеет 90 регистров, а Малый хоровой орган 32 регистра. В целом органный комплекс обладает 122 регистрами. Для управления ими потребовалось несколько клавиатур (по четыре – у инструментов Кафедрального собора). Располагаются они террасообразно. Эти клавиатуры называются мануалами. Появилась и клавиатура для игры ногами — носком и каблуком, имеющая 32 клавиши. Переключать на ней регистры музыканту обычно помогает ассистент.

В средние века кроме больших органов, которые были редкостью, использовались маленькие —портативы и регали. Портатив — от латинского слова «порто» — означает «я ношу».

Русская история органа

Продолжим историю появления органа в Древней Руси. В результате победы Олега установились крепкие экономические связи, своего рода свободная экономическая зона возле константинопольского монастыря святого Маманта; были налажены политические и культурные контакты. Которые продолжила княгиня Ольга, в 955 году посетившая Константинополь. Считается, что именно тогда она приняла крещение. В те же годы у императора Константина VII Багрянородного княгиня Ольга и её большая свита впервые услышали и увидели органы, музыка которых сопровождала торжественный прием. А за 200 летдо этого события король Пипин Короткий в 757 году установил дипломатические отношения с византийским императором Константином V. Для закрепления этих связей монархи обменялись дорогими подарками, и королю Пипину доставили первый в Западной Европе орган.

Во времена жизни внука княгини Ольги, князя Владимира, в Киеве появились первые органы, привезенные из Византии. Однако, в отличие от Западной Европы, где органы стояли и стоят в храмах, а органная музыка имеет большое значение для религиозных обрядов, в Киевской Русиорган был светским музыкальным инструментом. Более того, он проник не только в придворную, но и в народную культуру. Свидетельством этого служат фрески Киевского Софийского собора, возведенного при Ярославе Мудром. На сохранившейся фреске «Скоморохи» изображен музыкант, играющий на органе-позитиве, т. е. на маленьком стационарном органе. Слева от музыканта изображены два его помощника, накачивающие воздух в меха органа.

В Житии одного из основателей Киево-Печерского монастыря Феодосия рассказывается о пире у великого киевского князя Святополка Ярославича. Игумен Феодосий упрекает князя за «органные гласы поющее», за веселье. Летописи сообщают, что в дальнейшем князь воздерживался от музыки в присутствии игумена. По-видимому, на княжеских пирах, впрочем, как и при дворе византийских императоров, «поющие гласы органов» были вполне обычным явлением. Распространенность органов в Древнерусском государстве подтверждает и появившееся выражение «бить органы», которое встречается у Даниила Заточника(тогдашние органы имели столь большие клавиши, что по ним именно били).

При Иване III, прозванном Великим, Московская Русь предстала перед изумленной Европой могучим, богатым государством. Начался процесс взаимодействия Западной Европы и государства Московского. Главное событие в области культуры — прибытие в Москву Аристотеля Фьораванти, который создавшего один из самых прекрасных русских соборов, Успенский собор Московского Кремля, ставший символом государства Российского. А в 1472 году вместе с Софьей Палеолог, супругой Ивана III, в Москву прибыла не только легендарная библиотека, но и итальянский органист Джованни Сальватори. В Италии в это время царила эпоха Возрождения, появилось немало светской музыки, в том числе и для органа. Именно с произведениями итальянских композиторов знакомил московитов прибывший органист. Незабываемая музыка, исполнявшаяся Джованни Сальватори, часто звучала для Ивана III и его близких и постепенно становилась частью придворной русской культуры.

Поскольку в Италии органы были установлены в церквях, то играли на них, как правило, монахи. Джованни Сальватори тоже был монахом. В Москве он сменил веру, принял православие и принял русское имя Иван Фрязин, вскоре женился на русской девушке и навсегда остался в России.

Интерес царского двора к органному искусству сохранялся и в следующем столетии. Этот интерес рос, выходил за стены дворцов, проникал в народное искусство. Скоморохи, странствовавшие по Руси, выступавшие на ярмарках, свадьбах, разного рода гуляниях, играли на органах-портативах. («Портатив» — от латинского слова «порто», что означает «я ношу»). Этот орган был переносным. Скоморохи несли его за две ручки, ставили в нужном месте, и органист начинал играть. Были органы, которые мог перенести и один человек. Среди большого собрания народных картинок, репродукции которых опубликованы Д. А. Ровинским , встречается изображение сцен с участием скоморохов. Особенно интересна картинка под названием «Плясун и скоморох». Текст к этой картинке гласит: «…Спасибаста, что меня увеселяешь на волынке паче органов играешь…». По этой присказке видно, что органы-портативы сопровождали пляски скоморохов наряду с волынками.

До нас дошли русские миниатюры XVI века с изображением органов. Первая из известных миниатюр принадлежит московским мастерам и входит в знаменитый «Лицевой Свод», насчитывающий около 16000 миниатюр работы придворных художников Ивана IV. Например, «Парис и Елена в Спарте». В правом углу миниатюры мы видим беседующих Париса и Елену, остальное пространство на первом плане занимает их свита. В первом ряду — музыканты. Среди них исполнители на струнных инструментах – смычковых и щипковых, а также барабанщик. В самом центре миниатюры помещен орган–позитив и калькант, накачивающий мехи. На некоторых других миниатюрах «Лицевого Свода» имеется изображение органа без органиста, одной клавиатуры (кальканта) без органиста. Всё это подкрепляет мысль о широком распространении органов. Стоглавый собор (1551) в своем постановлении посчитал необходимым выразить порицание тому, что «в мирских свадьбах играют глумотворцы и органики, и смехотворцы, и гусельники».

Царский двор также переживал увлечение органом, поэтому изгнать инструмент из России не удалось. Из-за границы продолжали приглашать мастеров-настройщиков, которые также умели играть на тех органах, которые стояли во дворцах. Так, в 1578 году в Москву прибыл голландский органист и органостроитель Готлиб Эйльгоф, которого в соответствии с традицией именовали Немчин — Данило Немчин. Он ремонтировал имевшиеся инструменты и строил новые, причем не только для царя. Созданные им органы звучали в домах московской знати, способствуя распространению интереса к органному искусству в русском обществе.

Увлечение органной музыкой повышало уровень музыкальной культуры слушателей. Царская семья была уже не удовлетворена инструментами, созданными в московской мастерской, и приобрела приобретены инструменты в Англии. Об этом свидетельствует письмо английского посланника Джерома Горсея о покупке в 1586 году для царицы Ирины Федоровны, сестры Бориса Годунова, нескольких клавикордов и органа, построенного в Англии.

И во времена царя Бориса Годунова живописцы отметили присутствие органа в русской культуре. Так, в «Годуновской псалтири» (1594) костромского Ипатьевского монастыря имеется миниатюра, с подробностями изображающая орган. Художник сумел изобразить все его главные элементы. Он нарисовал воздухонагнетательный механизм (два меха и раздувающий их калькант), изобразил трубы, не забыл про клавиатуру. Орган изображен в момент звучания: качальщик (справа) раздувает мехи, а органист, который сидит слева, играет на клавиатуре. Рисунок сделан в своеобразной манере того времени: художник расположил все части органа отдельно одну от другой, словно демонстрируя устройство инструмента. Клавиатура с сидящим за ней органистом не соединена с корпусом инструмента. Органные трубы выглядывают из–за деревянной обшивки как цветы из вазы. Мехи, которыми управляет калькант, поставляют воздух не вовнутрь органа, в сторону от него.

К тому же столетию относятся две миниатюры из Новгородского списка «Книги глаголемой Козмы Индикоплова». Сюжеты миниатюр одинаковы: «Царь Давид составляет псалтирь». На переднем плане миниатюр художник поместил по два органа. Около каждого находятся качальщик мехов и органист. Скамейки, на которых сидят органисты, выглядят так же, как и на миниатюре «Годуновской псалтири»: на всех рисунках органисты держат ноги на одинаковых подставках. Это доказывает, что существовала определенная унификация инструментов, которые создавались на Руси.

Обе новгородские миниатюры подтверждают распространенное в России XVI столетия значение слова «органы»: текст, размещенный художником в центре миниатюры, имеет строку: «и органы и сопелми пояху по нему». Изображение конкретного музыкального инструмента – органа – иллюстрируют этот текст, не оставляя сомнения в том, как понимали русские люди слово «органы» в ту эпоху.

Сравнение четырех русских миниатюр XVI столетия, содержащих изображения органов, убеждает в том, что прототипами этих инструментов являлись бытовавшие в России органы–позитивы, т. е. органы без ножной клавиатуры. Их легко было переносить, но для нагнетания воздуха они требовали присутствия специальных качальщиков мехов. Органы применялись в помещении и на открытом воздухе. Так, на миниатюре «Лицевого Свода» орган в сочетании с другими инструментами играет на площади при стечении народа. Русские художники, создатели миниатюр, имели перед собой образцы разных типов органов–позитивов: более усовершенствованных – в Москве, более старинных – в Новгороде.

Исполнителями произведений на органах, которых все больше становилось в России, были не только иностранцы. Обучались игре на органе и русские музыканты, что усиливало популярность инструмента.

В 1613 году избрали на царство Михаила Романова. Тогда же для развлечения царского двора учредили Потешные хоромы, где были установлены органы, фасады которых были украшены искусной резьбой с позолотой. Документы той эпохи сообщают, что вГрановитой палате во время свадьбы царя Михаила Федоровича играли на органах.

Во время правления царя Михаила Романова и затем при Алексее Михайловиче придворными органистами были русские музыканты Томила Михайлов, Борис Овсонов, Мелентий Степанов, Андрей Андреев. Кроме них в Потешных хоромах в Москве работали иностранцы: поляки Ежи Проскуровский и Федор Завальский, органостроители из Голландии братья Йохан и Мельхерт Лун.

При царе Алексее Михайловиче с 1654 по 1685 год служил при дворе Симон Гутовский, музыкант и прекрасный мастер-создатель музыкальных инструментов. Он был польского происхождения, родом из Смоленска. Именно этот талантливый, разносторонний человек в 1677 году изобрел станок, при помощи которого печатали нотные оттиски. В Москве Гутовский построил несколько органов. В 1662 по велению царя он и четверо его подмастерьев отправились в Персию, чтобы передать один из своих инструментов в дар персидскому шаху.

Отметим, что по традиции дары выражают достижение страны. Значит, русский царь рассматривал орган не как инородный инструмент, а как инструмент русский, созданием которого он гордился. Одним из значительных событий в культурной жизни Москвы явилось основание в 1672 году придворного театра, который был оснащен органом Гутовского, что указывает на роль данного инструмента в театральной культуре России.

Правда, при царе Алексее Михайловиче в период никоновских церковных реформ произошло самое трагичное событие в истории органа на Руси. Около двух тысяч инструментов собрали, погрузили на подводы и в Замоскворечье сожгли. При этом царские инструменты не тронули.

Царь-реформатор и органная музыка

Петр I, который с детских лет бывал в Немецкой слободе, живо интересовался западноевропейской культурой. В 1691 году он поручил знаменитому гамбургскому органостроителю Арпу Шнитгеру построить в Москве орган с шестнадцатью регистрами, украшенный сверху фигурами из орехового дерева.

Обратим внимание: для молодого Петра орган не был экзотическим инструментом. Он слышал его и в царских покоях, и в театре, и в лютеранской церкви Немецкой слободы. И заказ его означал желание получить еще один инструмент, который привлекал бы внимание москвичей своим нарядным обликом и звучанием.

Арп Шнитгер выполнил заказ, а в 1697 году направил в Москву еще один, на этот раз восьмирегистровый инструмент для некоего господина Эрнхорна. Вряд ли этот господин был выдающимся музыкантом. Орган, скорее всего, звучал на приемах, которые устраивал Эрнхорн. Исполнение органных произведений повышало статус владельца дорогого инструмента. И это тоже можно толковать как косвенное признание важности органа для русских партнеров Эрнхорна.

Заказом изготовления органа Шнитгеру интерес Петра к «королю инструментов» не закончился. Во время поездки по Германии, в городе Гёрлице, он был потрясен органом мастера Каспарини в местной церкви (этот мастер создал несколько инструментов для Кенигсберга). Царь познакомился с органистом церкви Кристианом Людвигом Боксбергом и выяснил, что замечательный музыкант является и органостроителем. Тогда русский государь поручил Боксбергу спроектировать грандиозный орган для Москвы. К 1715 году мастер подготовил проект для органа-гиганта на 92 регистра. Поразительно, что царь предполагал установить этот орган-гигант в Успенском соборе Московского Кремля, но не осмелился нарушить каноны православного богослужения.

Вообще в годы правления царя–реформатора органы строились по всей стране, прежде всего, в лютеранских и католических храмах. При этом существовало много небольших органов, находившихся в частных домах. В ту эпоху достоянием русской культуры стала не только светская органная музыка, но и музыка, звучавшая в костелах и кирхах, куда приходили не только католики или лютеране, но и представители иных конфессий.

Пётр I, будучи человеком одаренным в музыкальном отношении (прекрасно пел, играл на нескольких музыкальных инструментах) первым из российских правителей оценил и использовал возможности музыки в идеологических целях. Император придавал большое значение прославлению русского оружия. В торжествах всегда принимали участие огромные коллективы – хоры, оркестры. И обязательно звучал орган, чей мощный звук подчинял себе пространство. Многочисленные слушатели внимали звукам величественной музыки, преисполнялись чувством гордости, укреплялись в своей преданной любви к Отчизне.

Орган, который всегда был в России светским музыкальным инструментом, в значительной мере способствовал тому, что в эпоху петровских реформ светская музыкальная культура одержала полную победу над музыкой церковной. Более того, сама церковная музыка в XVIII столетии всё более становилась музыкой придворной, славящей государственную власть.

Талантливые иноземцы в России

Священный Синод уже не протестовал против строительства католических и лютеранских церквей, а в них устанавливали органы. В Санкт–Петербурге орган звучал в католической церкви святой Екатерины и в протестантской церкви святых Петра и Павла. Для этой лютеранской церкви в 1737 году орган построил Иоганн Генрих Иоахим из Митавы. С 1764 года здесь еженедельнопроводились концерты симфонической музыки, а также исполнялись оратории. Такие концерты начались с выступления датского органиста Иоганна Готфрида Вильгельма Пальшау. Екатерина II и весь царский двор были покорены его исполнением сложных органных произведений. Эти концерты в церкви св. Петра и Павла, несомненно, стали частью русской культуры, ибо формировали, пусть и не у широких масс, но у образованной публики музыкальные интересы.

В конце 1770-х годов императрица Екатерина II поручила английскому мастеру Сэмюэлю строительство органа в Санкт-Петербурге, предположительно для князя Потемкина. Вряд ли она заказала бы орган для человека, не знавшего или не любившего органной музыки. Подобный подарок говорит о том, что орган представлялся ценностью, которой императрица награждала фаворитов.

Известный органостроитель Генрих Андреас Контиус из Галле (Германия), создан несколько органов в прибалтийских городах, а также в Петербурге и в Нарве. Учитывая, что прибалтийские земли входили в состав Российской империи и там проживало немало русских людей, можно считать, что работа этого органостроителя служила повышению интереса к данному инструменту в России.

Самым знаменитым строителем органов в России конца 18 века был Франц Киршник. Аббат Георг Йозеф Фоглер, давший в апреле и мае 1788 года в Петербурге два концерта, после посещения органной мастерской Киршника был под таким сильным впечатлением от его инструментов, что пригласил в 1790 году его помощника мастера Раквица сначала в Варшаву, а затем в Роттердам. Тот факт, что органостроитель высокого класса работал в России, хотя мог выбрать для своей деятельности любую европейскую страну, говорит о том, что его инструменты пользовались большим спросом, его работа хорошо оплачивалась. И это показатель сложившейся культурной традиции в русском обществе.

В культурной жизни Москвы заметный след оставила тридцатилетняя деятельность немецкого композитора, органиста Иоганна Вильгельма Гесслера (1747-1822). Игре на органе Геслер обучался у ученика Иоганна Себастьяна Баха, Иоганна Кристиана Кителя. Поэтому в своем творчестве он придерживался традиции великого органиста Лейпцигской кирхи святого Фомы. В России Гесслер появился в 1792 году, когда был назначен императорским придворным капельмейстером в Петербурге. В 1794 году, переехав в Москву, снискал славу лучшего фортепианного педагога, а благодаря многочисленным концертам, посвященным органному творчеству И.С.Баха, оказал огромное влияние на русских музыкантов и любителей музыки. Правда, стоит отметить, что в Москве уже были знакомы с именем и произведениями великого немецкого полифониста благодаря Якобу фон Штелену, выпускнику Лейпцигского университета и будущему российскому академику. Фон Штелен, отличавшийся глубокой образованностью, и известный как почитатель творчества И. С. Баха, стал автором первых статей о русской музыке, тем самым соединил в своих исследованиях музыку, как Западной Европы, так и Восточной.

Орган и русская аристократия

В конце XVIII — начале XIX века в среде русской аристократии, распространился интерес к музицированию на органе в домашних условиях. Князь Владимир Федорович Одоевский (1804-1869), один из самых замечательных наших соотечественников, друг М.Г.Глинки и автор первых в России оригинальных сочинений для органа, в конце 1840-х годов пригласил мастера Георга Мельцеля для строительства органа, вошедшего в историю русской музыки как «Себастьянон» (по имени Иоганна Себастьяна Баха). Речь шла о домашнем органе, в разработке которого принимал участие сам князь Одоевский.

В. Ф. Одоевский поставил перед собой цель сформировать у русской музыкальной общественности интерес к органу и к исключительной личности И.С.Баха. Программы его домашних концертов были в первую очередь посвящены творчеству великого композитора. Именно от Одоевского исходил призыв к русской общественности собрать денежные средства на восстановление баховского органа в Новой церкви (ныне Баховская церковь) в Арнштадте (Германия). Именно русские поклонники творчества Баха озаботились восстановлением органа в далеком немецком городе. Заметим, что в Западной Европе в этот период благодаря Феликсу Мендельсону-Бартольди возрождался интерес к творчеству И. С. Баха, но только В. Ф. Одоевскому пришла в голову мысль о сохранении и баховского органа.

На органе В. Ф. Одоевского часто импровизировал для московской и петербургской публики М.И.Глинка. Известно, что Глинка был наделен выдающимся импровизаторским талантом. Высоко оценил органные импровизации Глинки Ф. Лист. Во время своих гастролей в Москве 4 мая 1843 году Лист выступил с органным концертом в протестантской церкви святых Петра и Павла, включив в программу фугу Георга Фридриха Генделя. Все концерты Листа в России прошли с триумфальным успехом, а исполнение им органных произведений добавило популярности этому инструменту.

На гастроли в Россию Ф. Лист, признанный величайшим музыкантом мира, прибыл из Кенигсберга. Зимой 1842 года он дал несколько концертов в городе на Прегеле. Публика принимала его с огромным энтузиазмом, а немалые сборы от этих концертов великий пианист и композитор щедро отдавал на всевозможные благотворительные цели.

Всеобщее воодушевление, вызванное концертами Ф. Листа, подвигло руководство Кенигсбергского университета на небывалое действие: Альбертина удостоила композитора звания почетного доктора, что впервые было сделано по отношению к музыканту.

Из Кенигсберга Ф. Лист в карете отправился в Россию. Маршрут пролегал через Ригу, Митаву. В апреле Ф. Лист добрался до Петербурга, где все его концерты посещала императрица. А в следующем году он выступал не только в Петербурге, но и в Москве. Здесь Лист, как уже упоминалось, познакомился с Михаилом Ивановичем Глинкой, и не только с восторгом отзывался об органных импровизациях нашего соотечественника, но стал почитателем музыки великого русского композитора и в дальнейшем исполнял ее в своих концертах.

Музыкальная культура России того времени смело может быть названа эпохой М. И. Глинки. Многие пьесы Глинки перекладывались для органа, любовь к его музыке увеличивала популярность инструмента. До сих пор сохранились партитурные рукописные копии «Полонеза» из «Ивана Сусанина» и «Вальса-фантазии» с пометкой В.Ф. Одоевского: «Дано г. Герье для делаемой им обработки для органа». Органные переложения сочинений М. И. Глинки часто звучали в концертах, собиравших многочисленную публику. Например, в объявлении о концерте певицы Д.М. Леоновой в Москве 26 марта 1856 года указывалось, что будет исполнена в первый раз «Молитва» М. Глинки с аккомпанементом органа.

Успехи органных концертов способствовали тому, что в XIX столетии в России продолжали интенсивно строить органы. К 1856 году в стране имелось 2280 церковных органов. А петербургская аристократия и московская знать считали необходимым иметь органы в своих домах. В Петербурге в качестве фортепианного и органного мастера работал Карл Вирт, создавший несколько органов для домашнего музицирования. Помимо этого, он построил инструмент, который предназначался для церкви святой Екатерины, и в 1875 году был продан в Финляндию. Тогда Финляндия входила в состав Российской империи, российская интеллигенция любила отдыхать в Финляндии, а значит, и посещать концерты.

В Москву, Кронштадт и Петербург поставляли свои органы английские и немецкие фирмы. Австрийская органостроительная мастерская братьев Ригер создала несколько органов в провинциальных российских городах — в Нижнем Новгороде – в 1896 году, в Туле – 1901 год, в Самаре – в 1905 году, в Пензе – 1906 год. Это означало распространение органной музыки, органного искусства в российской глубинке. В провинции органы стояли не в католических или протестантских церквах, а в залах дворянского собрания, что означало традицию рассматривать орган как светский музыкальный инструмент.

Один из самых знаменитых органов Эберхарда Фридриха Валькера с 1840 находился в протестантском соборе святых Петра и Павла в Петербурге. Он был возведен по образцу построенного семью годами раньше большого органа в церкви святого Павла во Франкфурте–на–Майне. Этот орган любил слушать Петр Ильич Чайковский.

Новый подъем в русской органной культуре

начался в связи с основанием органных классов в Петербургской (1862) и Московской (1885) консерваториях. Первым преподавателем органа в Петербург пригласили выпускника Лейпцигской консерватории, уроженца города Любека Генриха Штиля (1829 – 1886). Его преподавательская деятельность в России продлилась с 1862 по 1869 год. В последние годы жизни он был органистом церкви св. Олафа в Ревеле (Таллин), также на территории Российской империи.

Штиль и его преемник в Петербургской консерватории Людвиг Гомилиус (1845 – 1908) в своей педагогической практике ориентировались на немецкую органную школу. Занятия органного класса Петербургской консерватории в первые годы проходили в соборе святых Петра и Павла. Обучение учеников, пожелавших кроме основной специальности заниматься на органе, оплачивал лично Антон Григорьевич Рубинштейн, выдающийся композитор, пианист, дирижер, сыгравший исключительную роль в развитии музыкального образования России. Среди первых студентов–органистов были Петр Ильич Чайковский и Герман Лярош, будущий крупнейший музыкальный теоретик.

В Петербургской консерватории орган появился лишь в 1897 году. Он был установлен в Малом зале знаменитой фирмой «Эберхард Фридрих Валькер»,

В 1901 году великолепный концертный орган получила Московская консерватория. Его построила для Большого зала известная французская фирма «Аристрид Кавайе–Коль». В течение года этот орган был выставочным экспонатом в Русском павильоне Всемирной выставки в Париже (1900 год). Французы построили орган специально для зала консерватории, в отличие от немецких и французских органов, которые создавались для соборов. Новый инструмент был универсальным: на нем, не перенастраивая, можно было исполнять как немецкую, так и французскую музыку. Недаром его представили в Париже как образец достижений России, ведь во Франции такие органы не использовались. Установкой этого инструмента занимался великий французский композитор и органист Шарль Видор, который был преисполнен энтузиазма дать Москве орган, подобного которому в Европе ещё не было.

В дополнение к этому инструменту имелись еще два органа Ладегаста, которые в 1885 году нашли свое место в Малом зале консерватории. Больший из них пожертвовал купец и меценат Василий Хлудов. Инструмент звучал в консерватории до 1959 года, пока его не заменили новым. Профессора и студенты регулярно участвовали в концертах в Москве и Петербурге, а выпускники обеих консерваторий концертировали в Одессе, Саратове, Харькове, Казани и Астрахани, где были установлены органы.

Замечательный русский композитор С. Танеев не только своими сочинениями, но и научно-исследовательской деятельностью формировал интерес к полифонии вообще и русской полифонии в частности. Его влияние испытали Б. Сабанеев и Ж. Гандшин, которые и после Октябрьской революции продолжили пропаганду полифонии, а, следовательно, и органа.

Органная культура в Советском государстве

Сейчас кажется удивительным, что в 1918 году, в сложный и тяжелый период для нашей страны, выходил журнал «Мелос», в котором Б. Асафьев, видный композитор и теоретик музыки в статье «Пути в будущее» писал: «Произошел, по-видимому, какой-то сдвиг в сознании музыкантов и публики, заставивший всех ощутить в творчестве Баха веяние жизни, теплоту и свежесть дыхания. За машиной разглядели живого человека с его радостями и скорбями, стремлениями и достижениями».

Можно сказать, что именно в эти годы было заложено отношение к музыке Баха, а значит, к органной культуре Советского государства.

Б. Сабанеев в 1921 году выступил со статьей «Об огосударствлении органного дела в РСФСР». Она состояла из двух частей: «О переписи всех существующих органов» и «Некоторые соображения по поводу организации государственного строительства органов». По мнению автора, первоочередной задачей была регистрация всех существующих органов, а в дальнейшем — наблюдение за ними, организация их содержания и ремонта. Это вполне разумные идеи, но энтузиазм автора был чересчур велик, он говорил о выполнении органом функций симфонического оркестра, что вряд ли стоило обсуждать всерьез. Кроме того, рассуждения об организации строительства органов силами местных мастеров были слишком наивными.

Б. Сабанеев был столь увлечен органами, что лозунги тех лет о мировой революции превратились у него в планетарные идеи переписи всех существующих органов, которую должны осуществить органисты Земного шара для максимально полного изучения истории и теории органного строительства. Несмотря на гиперболичность проекта Сабанеева, в основе его лежит верная и практически полезная идея, реализовать которую в пределах Ленинграда смог впоследствии профессор И. Браудо.

Ж. Гандшин приложил немало усилий, пропагандируя орган. Преемником Гандшина в Петроградской консерватории в 1920 году стал К. Ванадзинь. Это был уже типичный советский концертант и педагог, воспитатель крупнейшего советского органиста И. Браудо.

В конце 20-х годов ХХ века Ванадзинь стал руководителем органного класса Рижской консерватории. Его работа в Риге оказала сильное влияние на музыкальную жизнь Латвии.

Среди этих органистов особое место занимал И. Браудо. Он создал Ленинградскую органную школу, получившую мировое признание. Большое внимание он придавал развитию органного музыкального творчества. Созданные ленинградским композитором Xристофором Кушнаревым в 20-х годах органные пьесы — пассакалия и фуга, соната — сразу же привлекли его внимание. Браудо исполнял эти произведения сам и включал их в учебный репертуар студентов. Он кропотливо работал с композитором М. Юдиным. Он писал, что в России «имеются несомненные ростки новой полифонической органной литературы, произведения, написанные за последние годы Кушнаревым и Юдиным, — самое интересное в новейшей мировой органной литературе… Наша задача — бережно хранить и выращивать эти знаменательные и редчайшие ростки новой ветви музыкальной культуры» .

С именем замечательного педагога Александра Фёдоровича Гедике связан расцвет органного искусства в Московской консерватории, где он вел органный класс с 1923 по 1957 год. А с 1957 по 1989 год руководителем класса был профессор Леонид Исаакович Ройзман, автор исследований по истории органа. Он воспитал целую плеяду выдающихся органистов, среди них Наталья Гуреева-Ведерникова, ныне профессор Московской консерватории, педагог.

Автор — профессор БФУ им.Канта И.Кузнецова.

http://www.intellika.info

www.principal.su