Он мудр, одинок и скрытен… Можно ли сказать так о музыкальном инструменте? Наверное, да. Мудр, потому что впитал в себя культуру тысячелетий. Одинок, потому что его не с чем сравнить. Скрытен, потому что его нельзя увидеть. Его можно только слышать — и вот тогда-то он раскрывается весь.

Взгляд из зрительного зала

Вопреки всем строгим правилам мы все-таки побываем внутри этого инструмента. Но позже. А сейчас войдем в зал и сядем в кресло. Концерт еще не начался, и мы успеем внимательно рассмотреть фасад органа — те несколько десятков труб, что видны из зала.

Бывают фасады современные — в духе двадцатого века. .Только трубы, и больше ничего. Правда, они красивы и сами по себе, без всякого антуража. Расположенные несколькими группами, а в каждой группе еще и выстроенные по росту, трубы образуют неповторимое художественное произведение. Неповторимое в буквальном смысле, потому что ни в каком другом зале фасад не выглядит точно так же. И художественное тоже в буквальном, ибо в постройке органа участвовал художник. Располагая трубы фасада так, как ему казалось нужным именно в этом зале, художник, может быть, не был стеснен музыкальными требованиями: трубы фасада в некоторых органах вообще молчат, они чисто декоративные. Хотя многим слушателям кажется, что звучат именно они, и только они, потому что отсюда, из зала, трудно представить себе, какая громада скрывается за изящным фасадом.

Если орган построен давно, его фасад почти всегда оформлен в архитектурном стиле той поры. Мы можем встретить готический фасад, или барокко, или ампир. Здесь уже не только трубы, но и бронзовое литье, и позолоченное резное дерево, и лепнина.

Нельзя, однако, по внешним приметам судить о возрасте самого нструмента: бывает, старый орган заменяют новым, более современным, а фасад оставляют прежний, чтобы не нарушать общую архитектуру зала.

Но вот начинается концерт. Объявлено первое произведение, выходит органист, садится за кафедру и некоторое время он настраивается, даже если не раз играл раньше на этом органе.

Да, из зала, мы можем только догадываться, что кафедра — это сложное сооружение, которое, кроме нескольких клавиатур, имеет еще огромное количество всяких кнопок и рычажков. Потом мы рассмотрим кафедру вблизи, а сейчас нас ждет музыка.

Музыка, которую не услышать больше нигде,— только здесь, в зале, рядом с органом. Никакая пластинка, никакая магнитофонная лента не передают истинное звучание органа, в записи оно получается совсем не таким, как в зале. Не спасает даже самая современная радиоаппаратура — орган неминуемо теряет свое величие. Это единственный инструмент, который до сих пор удается записать лишь похоже, но не более. В студию звукозаписи орган не перенесешь, а в зале, как ни расставляй микрофоны, все равно получается не то.

Музыка тем временем зазвучала. Словами ее, конечно же, не передать, как, впрочем, и любую другую музыку. Скажу только, что услышим мы и еле ощутимые звуки, когда чуть ли не приподнимаешься с кресла, чтобы не потерять тончайшую нить мелодии, невероятную мощь полнозвучия, которую воспринимаешь, кажется, не только ушами, но и всем телом. Услышим мы звуки деревянных духовых, и медных духовых, и струнных смычковых, даже если повезет, то и человеческий голос — некоторые органы способны даже на такое чудо.

Кончится концерт, мы разойдемся по домам, но никогда уже не можем отделить впечатление от этой музыки от инструмента, на котором она исполнялась.

http://www.muzykantu.ru

 

 

www.principal.su

 

 

 

 

 

Comments are closed.