Интервью штатного органиста парижской церкви Успения Богоматери и профессора Парижской национальной консерватории Леонида Карева.

— Вы приехали в Петербург, чтобы дать концерт в Мариинском театре и встретить новогодние праздники в России?
— Именно так.

— Почему выбрали Петербург? Вы же москвич.
— Да, я родом из Москвы. Но у меня в Петербурге семья… Сестра моей мамы из Петербурга. Здесь мои корни. И когда появилась возможность, я приехал, чтобы повидаться с родственниками и друзьями, встретить Новый год. Обычно это редко получается.

— Но вы уже неоднократно выступали с концертами в Петербурге…
— Да, приезжал и сразу возвращался обратно.

— И как вам город в этот раз? Кризис все-таки…Что-то изменилось?

— Слава богу, что не изменилось! Этот город вечен (смеется). Я помню его еще Ленинградом. Та же Нева, тот же Зимний дворец… Но сейчас вижу, что дома не разваливаются, Петербург привели в порядок. И с погодой повезло — настоящая русская зима. Мороз, снег!

— Да это первый снег с начала зимы!
— Мне говорили! Снег пошел сегодня ночью.

— В начале 90-х вы поехали учиться во Францию. Это была какая-то культурная программа?
— Да, официальная программа обмена между Московской и Парижской консерваториями. Но, к сожалению, она просуществовала недолго. Отбирали нас через посольство — на самом высоком уровне. Критериев было много. И я под них попал не потому что был самым гениальным, а потому что был и органистом, и композитором, и говорил по-французски. Мои профессора дали хорошие рекомендации. Так что мне повезло. Были там и другие музыканты. Очень хорошие! Некоторые остались во Франции, некоторые вернулись в Россию.

— Период обучения в Парижской национальной консерватории можно считать аспирантурой?
— Да. У них это называется «цикл усовершенствования».

— А потом вам предложили работу?
— Не сразу. Я продолжил обучение у других профессоров. Дело в том, что в России, особенно в крупных городах, самые лучшие музыканты преподают в каком-то одном вузе, а другие, грубо говоря, устраиваются где и как могут. Во Франции такой системы нет. Для сравнения: в Парижской консерватории всего два профессора по органу; не знаю, сколько сейчас преподавателей по классу органа в Петербургской консерватории, но в Московской — человек восемь. Во Франции есть много великолепных органистов и педагогов, они работают в разных консерваториях — тоже престижных.

— А сейчас вы штатный органист церкви Успения Богородицы?
— Да. Уже пятнадцать лет.

— Как вы получили эту должность?

—В парижских храмах, как и в больших соборах Франции, если освобождается место органиста, то принято объявлять официальный конкурс, на котором органисты играют специальные программы, отвечают на вопросы, импровизируют.

— А что это за храм, какой там орган?
— Храм не очень старый. Ему чуть более ста лет. По французским понятиям — молодой. Зато у органа, на котором я играю, довольно интересная судьба. Это небольшой инструмент Аристида Кавайе-Коля, самого известного французского органного мастера XIX века. (Один из его последних органов находится в Большом зале Московской консерватории.)
Этот мастер построил инструмент для личного пользования органиста собора Парижской Богоматери господина Леонса де Сэн Мартэна, который, судя по фамилии, был из аристократической семьи. Он жил в самом центре Парижа, в его особняке стоял роскошный домашний орган. У Сэн Мартэна не было наследников. Когда он умер, его наследство выставили на продажу. Орган купила молодая тогда Успенская церковь. Его установил, усовершенствовал и украсил один из лучших органных мастеров XX века Бешэ Дебьер.

—Расскажите, пожалуйста, как складывается ваш обычный рабочий день?
— Я работаю не только в церкви. Я преподаю в Парижской консерватории, сочиняю музыку. Рабочие дни у меня самые разные.
Я этому рад. Если бы в моей жизни всегда было одно и то же, по расписанию, я бы давно соскучился и поменял профессию.
У меня есть дни, в которые по точному расписанию я даю уроки в консерватории.
Я с большим удовольствием преподаю в классах органа и камерного ансамбля. Ведь изначально я пианист и обе мои специализации востребованы и в концертной деятельности. Конечно, для того чтобы развивать карьеру концертирующего пианиста, нужен совершенно другой уровень. А вот в камерном ансамбле, даже в больших формах, я играть очень люблю. Камерный репертуар великолепен, даже более богат, чем органный.
У меня есть дни, когда я преподаю, есть дни, когда я играю на службах — по воскресеньям. А есть дни, когда я просто сижу дома, занимаюсь как исполнитель или как композитор. Мне необходимо свободное время, чтобы сочинять.

— А какую музыку вы пишете?
— Я пишу музыку, которая не отвергает тональность, но и не отказывается от современных техник. Я не хочу поддаваться ничьей диктатуре. В моей музыке можно проследить влияние разных композиторов. Рассказывают, что однажды Римскому-Корсакову, когда тот еще преподавал в консерватории, попеняли на то, что один из его учеников пишет музыку, похожую на музыку самого Римского-Корсакова. Так Николай Андреевич ответил: «Ну и хорошо, что похоже. Плохо, когда ни на что не похоже!» Я тоже так считаю.

— А где можно послушать вашу музыку?
— В Интернете. Поскольку у меня эклектическая карьера, я много занимаюсь концертной деятельностью, то не отдаю все свои силы, чтобы добиваться исполнения моей музыки на фестивалях или чтобы меня записывали. Для этого ведь нужно прикладывать, мягко говоря, дипломатические усилия. Отношения композиторов между собой можно сравнить с отношениями гладиаторов на арене — побеждает тот, кто выживет (смеется). Когда мне музыку заказывают, то ее исполняют; когда не заказывают, я пишу сам и пытаюсь сделать так, чтобы ее исполнили, но серьезных усилий для этого не прилагаю.
Я свою музыку никому не навязываю.
Вот и для концерта в Мариинском театре у меня не было цели представить что-то сложное питерской публике, которая придет послушать рождественскую музыку. Несколько лет назад у меня на этом же органе был концерт, посвященный исключительно современной музыке. Вот там я сыграл несколько своих сочинений. В этот раз я предложил мое переложение «Русской песни» Рахманинова, которая была написана для фортепиано в четыре руки. Очень красивая музыка и для Рождества она подходит. Рахманинов всегда людям нравится.

— То есть вы намеренно подбирали рождественскую программу для этого концерта?
— Да. Я с большим уважением отношусь к любой публике. Не люблю снобизма.
Пару лет назад в Большом театре поставили «Золотого петушка» Римского-Корсакова. Очень современная постановка. Исполнение было превосходным! Но рядом со мной сидели женщины, которые охали и говорили: «Нам так хотелось сказки! Зачем же они такое сделали?» Поставьте себя на место этих женщин! Пришли люди послушать оперу в Большой театр посмотреть на сказку, а им показывают солдат в форме 20-х годов и групповой секс.
В программу моего Рождественского концерта все-таки вошла пьеса Мессиана, которую можно посчитать сложной для восприятия неподготовленной публики. Но так как эта музыка яркая и типично рождественская, то, по моему опыту, она производит приятное впечатление. Так что палку я не перегибаю (смеется).

Беседовала Светлана НИКИТИНА
http://nstar-spb.ru
www.principal.su
 

Comments are closed.