Даниэль Зарецкий, один из самых востребованных современных органистов, хорошо известен не только в родном Петербурге и России, но и за рубежом.

Выступления маэстро с неизменным успехом проходят практически во всех российских городах и странах Европы, а также в США, Израиле, Австралии и Южной Америке.

Концертную деятельность он успешно сочетает с преподаванием. В течение восьми лет профессор Даниэль Зарецкий преподает на кафедре органа, карильона и клавесина СПбГУ, с 2011 года заведует кафедрой Санкт-Петербургской консерватории. Он воспитал несколько поколений талантливых органистов, лауреатов многочисленных всероссийских
и международных конкурсов.

В этом году музыканту исполнилось пятьдесят лет, более тридцати из них он посвятил «королю инструментов».


– Даниэль Феликсович, в Петербурге два вуза готовят органистов. Много ли желающих в совершенстве освоить этот сложнейший инструмент?

– Недостатка в талантливых абитуриентах мы не испытываем. В этом году вступительные экзамены и в Консерваторию, и в Санкт-Петербургский университет прошли на очень высоком уровне. Существенного различия между этими двумя кафедрами нет, даже преподавательский состав практически один и тот же. Разница заключается в том, что СПбГУ перешел на Болонскую систему – четыре года бакалавриата, два года магистратуры. Но мест в магистратуре немного, и далеко не все могут продолжить обучение после бакалавриата. В Консерватории по-прежнему «пятилетка», а затем возможны два года аспирантуры. Везде есть свои плюсы и минусы. Диплом Университета признается на Западе без всяких подтверждений, но согласитесь, что и диплом петербургской Консерватории – мировой бренд. Каждый год город выпускает четыре-пять органистов. С работой все обстоит неплохо. Можно стать штатным органистом Концертного зала (новые органы появляются во многих концертных залах страны) или избрать преподавание. Сейчас не только во всех музыкальных училищах есть органные классы, но даже и во многих музыкальных школах. Уже более десяти лет проводится международный конкурс «Гатчина – Петербург», в котором участвуют даже девятилетние дети. Как правило, молодые люди сначала начинают играть на фортепиано, потом знакомятся с органом.
Кстати, интересно, что в органных классах учится больше девочек, но знаменитые органисты в основном мужчины, уж не знаю, почему так получается…


– А как началась ваша «органная история»?

– Когда я пребывал в совсем еще юном возрасте, мне любезно позволили попробовать что-нибудь исполнить на органе одной из церквей эстонского города Пярну. Но история моей любви к органу началась намного раньше – когда меня, шестилетнего, родители привели на концерт в Домский собор города Риги. Впечатление оказалось настолько грандиозным, что сразу были скуплены все пластинки и появилась мечта – хоть когда-нибудь научиться управлять этим удивительным «государством». У нас в доме музыка звучала постоянно. Мама преподавала фортепиано в музыкальной школе, папа в юности играл в оркестре на скрипке. Для меня же орган был детской волшебной мечтой, которая исполнилась.

Мне пришлось ждать поступления в Ленинградскую консерваторию, ведь во времена моего ученичества органный факультатив существовал только в консерваториях! Поступать же нужно было в класс фортепиано. Лишь после этого я начал заниматься на органном факультативе у профессора Нины Оксентян, ученицы Исайи Браудо, которая долгие годы возглавляла органный класс. По прошествии двух лет обучения меня прослушала комиссия и вынесла положительный вердикт. Тогда я продолжил обучение параллельно по двум специальностям.


– В Петербурге часто выступают известные зарубежные органисты, насколько органная музыка востребована публикой?

– Звучание органа завораживает буквально с первых нот. Происходит некий процесс… погружения. На органные концерты приходит самая разная публика, много молодежи.

Десять лет назад мы проводили социологический опрос в петербургской Филармонии, и выяснилось, что достаточно большая группа меломанов постоянно посещают органные концерты, причем среди публики больше не лириков, а физиков, а еще органу отдают предпочтение архитекторы. В период белых ночей зал переполнен туристами. Еще один интересный факт: людей больше интересует конкретный исполнитель, а не программа.

Сейчас в России значительно увеличилось количество концертных залов, где установлены органы. Петербург – безусловный лидер по этой части. Все инструменты абсолютно разные, у каждого свой неповторимый голос, и изготовлены они разными фирмами. Два инструмента были открыты пять лет назад приблизительно в одно и то же время. Это орган знаменитой немецкой фирмы «Ойле» в консерваторском Малом зале им. А. К. Глазунова и «француз» в Концертном зале Мариинского театра. Кстати, в России всего два французских инструмента – столетний орган Большого зала Московской консерватории и новый орган Концертного зала Мариинки. В Большом зале петербургской Филармонии и в Академической капелле установлены отреставрированные органы рубежа XIX – XX веков с очень мягким и красивым звучанием, пережившие сложную историю. Орган Капеллы был перенесен из Голландской церкви на Невском проспекте, орган Филармонии – из Института Отта на Васильевском острове (считалось, что органная музыка полезна для рожениц). Эти инструменты еще много раз перестраивались и, наконец, в 2000-х годах были отреставрированы ведущими немецкими фирмами.

В костеле Лурдской Богоматери, что стоит в Ковенском переулке, чудом сохранился единственный церковный орган, переживший революцию, правда, сейчас он находится в плачевном состоянии. В финской церкви Святой Марии на Большой Конюшенной установлена единственная в России копия барочного органа времен Баха. Этот инструмент был открыт три года назад, и там проходят регулярные концерты при большом скоплении публики. Еще в церкви Святой Екатерины на Васильевском острове хороший немецкий инструмент. Во многих петербургских католических и лютеранских храмах есть штатные органисты, организованы систематические концерты. В Выборге в лютеранской церкви есть орган, привезенный из Финляндии, где он до этого использовался в течение многих лет. Есть инструмент и в лютеранской церкви в Токсове, но там он собран из разных частей, которые один органостроитель привез из Германии. Пожалуй, это наиболее известные инструменты.


– Вы играли на всех органах Петербурга?

– Да, на всех инструментах, кроме испанского в Таврическом дворце. Я хорошо знаю практически все органы России. В Казани – единственный в стране голландский инструмент. В Челябинске есть прекрасный орган, который раньше стоял в православной церкви, теперь его переносят в концертный зал, и я надеюсь, там он будет звучать не хуже. Так что в России есть целый ряд отличных органов.


– На каких знаменитых органах вам довелось играть?

– Их было много. В 1992 году мне удалось впервые выступить в Домском соборе Риги. Запомнился концерт в Кельнском соборе с его удивительной акустикой. Там два органа: один более старый, другой новый, который «свисает» с потолка, поскольку нельзя было вносить изменения в архитектуру старинного храма. Когда на нем играешь, возникает ощущение бесконечно продленного парения. А еще там есть органный пульт, с помощью которого можно играть сразу на двух инструментах! Это дает просто неисчерпаемые звуковые возможности. Довелось побывать и в Мельбурне, где в Таун-холле совершенно чудесный английский инструмент. Британские органы кардинально отличаются от остальных, и это удалось прочувствовать на собственном опыте. Я открыл для себя очень много нового, играя на нем.


– Наверное, в большинстве своем органисты – религиозные люди?

– Не все, конечно, но в большинстве – безусловно. Ведь, для того чтобы исполнять органную музыку, нужно иметь основательные знания по истории религии, разбираться в специфике церковной музыки и так далее.


– Сейчас модно делать различные аранжировки популярных классических произведений. Как вы относитесь к подобным веяниям?

– Крайне осторожно, но таким образом удается расширить аудиторию. На органе звучит даже балетная музыка Чайковского! Вообще органный репертуар неисчерпаем – каждый слушатель всегда может найти для себя что-то интересное. В наши дни проводятся даже джазовые органные фестивали, например в Челябинске. У композиторов, которые пишут для органа, есть замечательные джазовые сочинения, которые отлично звучат.


– А много сейчас композиторов, пишущих для органа?

– Пишут много, но, к сожалению, композиторы не всегда считают нужным проконсультироваться с органистами и понять специфику инструмента. Раньше не было такой проблемы, потому что сами органисты были композиторами, теперь такого практически нет. Тем не менее написано немало новой органной музыки. 22 – 27 сентября в нашей Консерватории пройдет II Международный конкурс органистов им. И. А. Браудо. В преддверии этого события мы провели конкурс среди российских композиторов, пишущих для органа. Было прислано восемнадцать сочинений, из которых мы отобрали два лучших. Они будут изданы в издательстве «Композитор», и, кроме того, все органисты, которые приедут на конкурс, обязательно должны будут исполнить одно из этих двух сочинений на выбор.


– Расскажите подробнее о предстоящем конкурсе, много было прислано заявок?

– Мы прослушали около тридцати записей, не без труда отобрали пятнадцать человек из пяти стран мира. Прослушивание было анонимным. Органные школы России представлены конкурсантами из Москвы, Петербурга, Нижнего Новгорода, Казани. Мы с нетерпением ждем музыкантов в Малом зале им. Глазунова, где установлен отличный орган, на котором можно играть любую музыку. Это важно, потому что программа у конкурсантов разнообразная. В финал будут допущены лишь шесть исполнителей. Помимо денежных призов мы подарим победителям уникальную возможность выступить в городах России и за рубежом. Жюри у нас очень представительное – это именитые концертирующие органисты, профессора из Франции, Германии и Австрии (из прославленной музыкальной академии Зальцбурга «Моцартеум»), из Королевской консерватории Копенгагена и ведущие российские педагоги-органисты из разных городов.


– Орган действительно способен заменить целый оркестр?

– Безусловно. Например, в XIX веке в английских таун-холлах (ратушах) трудно было содержать большой оркестр и покупали один дорогостоящий орган. Но органист был обязан уметь играть практически весь мировой репертуар, и прежде всего симфонический.

– Не только на органе, но и на карильоне музыканты-виртуозы исполняют абсолютно неожиданные сочинения, в чем петербуржцы могут убедиться во время бесплатных карильонных концертов в Петропавловской крепости.

– Я сам на карильоне не играю, зато уже много лет преподаю в Санкт-Петербургском университете на единственной кафедре в Восточной Европе, где обучают игре на карильоне. Те, кто поступает в Университет на орган и клавесин, обязательно изучают и этот инструмент. Кафедра была организована в 2006 году директором Королевской школы карильона в бельгийском городе Мехелене Йо Хаазеном. Сначала он преподавал у нас как приглашенный профессор. Благодаря его усилиям в городе появились два концертных карильона. Один в башне собора Петропавловской крепости, второй – в Петергофе, где с мая по сентябрь проходят карильонные концерты. Есть карильоны и в других городах. Так, в Белгороде сделан передвижной карильон, который иногда устанавливают на центральной городской площади. Выпускник нашей Консерватории, мой воспитанник Тимур Халиуллин работает там и органистом, и карильонистом.


– Интересно, а кто становится звонарями?

– Профессия звонаря в нашей стране востребована даже больше, чем в Европе. Это связано с традицией православных колокольных звонов. В соборах нашего города замечательные звонницы. Одна из моих студенток очень этим увлекалась и сейчас много работает, особенно в дни церковных праздников. Это искусство, которое требует очень большого мастерства. Впрочем, любая творческая профессия требует мастерства и непрерывного развития.

Профессия музыканта – это бесконечное движение вперед.

ФОТО  предоставлено пресс-службой Консерватории

Подготовила
Полина ВИНОГРАДОВА

http://www.spbvedomosti.ru

www.principal.su

 

Comments are closed.